Швецова Людмила Ивановна - Личный сайт. Блог Людмилы Швецовой

Обо мне

О топоре в горчице, комсомольском значке на фюзеляже и сапогах в персональной машине

Материал о моей комсомольской работе в сборнике "Россия молодая. Век ХХ".

Женский взгляд на происходящее — это всегда, или почти всегда, более эмоциональный, идущий от души взгляд, часто не вполне выверенный с рациональной точки зрения. Хотя, как мне кажется, люди склонны с большим доверием относиться именно к таким оценкам. Если говорить о моей жизни в комсомоле, то она складывалась вопреки достаточно распространенному мнению, будто бы в комсомол шли работать люди, отчаявшиеся найти себе применение в иных сферах жизни из-за отсутствия талантливости и каких-то конкретных способностей. Это не новая точка зрения, она бытовала и в пору, когда комсомол находился у руля и его авторитет был высок. Мой опыт, моя жизнь, знание очень многих комсомольских работников говорят совершенно о ином. Судите сами…

Андрей Петров: Давайте поговорим о комсомоле в Вас и о Вас в комсомоле…

Людмила Ивановна Швецова: В 1967 году я закончила математическую школу в Ростове-на-Дону, где занятия наряду с прекрасными школьными учителями вели преподаватели университета (тогда — не сейчас, таких школ было в городе всего две), закончила ее с медалью и с первым местом на математической и языковой университетских олимпиадах. Это гарантировало беспрепятственное поступление в университет вне конкурса, без всяких экзаменов, требовалось лишь пройти собеседование, и двери на мехмат (где, к слову, был тогда громадный конкурс) распахивались передо мной. Одновременно за общественную активность — а я была секретарем школьной комсомольской организации — обком партии вручил мне направление для поступления в МГИМО (честно говоря, я мечтала тогда и о Москве, и о дипломатической работе). Но и это не все, ибо передо мной открывалась также дорога в театральное училище: с 5-го класса я принимала активное участие в работе на ростовском телевидении, была диктором, вела там детские передачи, новости снималась в телефильмах. Помню, как в 8-м классе мне довелось сыграть роль учащейся ПТУ. Нам с моим 22-летним партнером, в которого я, согласно сценарию, была влюблена, надлежало целоваться в прямом эфире. Можете себе представить мою маму. Убедившись воочию, на что способна ее дочь- восьмиклассница, она перепугалась не на шутку...

А. П.: Да, выбор у Вас был — дай Бог каждому! Интересно, что же Вы в конце концов предпочли: карьеру дипломата или актрисы? О математике не говорю — ее формулы, вероятно, померкли в лучах международных отношений и театральной рампы.

Людмила Ивановна Швецова: У меня действительно был большой выбор. Однако все свершилось как-то весьма прозаично, во всяком случае, внешне выглядело именно так. На театральные подмостки мама меня не пустила, дабы не подвергать испытаниям мою неокрепшую нравственность. Она же категорически отсоветовала мне университет: всю свою жизнь проработав в школе, мама опасалась, что я, получив университетское образование, непременно пойду по ее стопам. (Вовсе не следует думать, будто в школе у нее не сложились отношения с учащимися или коллегами «по цеху», совсем напротив, просто дочери своей она желала лучшей доли.) Не внимать маминым советам я тогда никак не могла, к тому же она болела... Что же касается МГИМО, то здесь я впервые в жизни столкнулась с откровенной дискриминацией по признаку пола: из Москвы на фирменном бланке пришел стандартный вызов с оригинальной припиской от руки — некий доброжелатель сообщал, что «женщин на дипломатический факультет (а я выбрала именно его) практически вообще не принимают». Но, как говорится, «нет худа без добра»... В это самое время мои друзья (семь человек из нашего класса) предложили мне поехать вместе поступать в Харьковский авиационный институт. Ну, думаю, напугаю мою маму отъездом в другой город, а она, наоборот, очень обрадовалась: «Милочка, ты будешь инженером, в белом халате, возле кульмана...» (тогда ведь был культ инженерных работников). Сказано — сделано, два экзамена — две пятерки.

Если подходить строго, это, вероятно, было не мое, хотя училась я в институте хорошо, особенно преуспевая в науках, связанных с математикой, Но — не это главное. Институт стал для меня тем, чем, вероятно, должен был стать, хотя выбор его — в известном смысле случайность в моей жизни. Он стал для меня очередным и очень важным этапом закалки общественного темперамента. По большому счету, это, наверное, вообще главное, что во мне есть — общественный темперамент. Общественная жизнь в Харьковском авиационном кипела вовсю: студенческие вечера, карнавалы, КВНы, трудовые семестры в строительных отрядах... Причем мы, девчонки, находясь в абсолютном меньшинстве (максимум — две-три девушки в группе), во многом определяли ее, задавали тон. Так, мы с Мариной Лущицкой выступили инициаторами новогодних карнавалов, музыкальных образовательных циклов, молодежных кафе и т. д. Я была членом комитета комсомола и секретарем курсовой комсомольской организации. Летом работала в составе замечательнейшего во многих отношениях тюменского стройотряда с романтическим названием «Икар»…

А.П.: Ну а после окончания института Вас, видимо, ждало горнило освобожденной комсомольской работы?

Людмила Ивановна Швецова: Нет. Ее черед настал несколько позже. По окончании института я хотела поехать в Москву — сюда меня тянуло всегда, но в столицу, к моему большому сожалению, не распределяли. Выбрала подмосковные Луховицы. И тут к нам, вузовским выпускникам, неожиданно нагрянули агитаторы из киевского ОКБ O.K. Антонова (там в это время полным ходом шла разработка новых авиационных машин, в частности знаменитого «Руслана»). Кадры они подбирать умели — выделили самых активных, способных. Уговаривали и меня. Я до сих пор при воспоминании об этом не могу удержаться от смеха. «Какие такие Луховицы? Подмосковные?! Наивная... Это не с Москвой рядом, а с Рязанью! Ты, голубушка, «рязанской мадонной» прежде станешь, чем в первопрестольную попадешь». Но окончательно меня сразила ссылка на американского президента (тогда к нам в страну Р. Никсон с визитом приезжал): «Слушай, ты вот что скажи: Никсон в Луховицах бывал? — Нет, отвечаю, не бывал. — А к нам в Киев приезжал...» Убийственный аргумент! Ну разве могла я после такого отказаться?!

В антоновское ОКБ попала тогда вся наша карнавально-стройотрядовская команда, в том числе 15 девчонок. Нас сразу приметили, и мы окунулись в общественную работу. Первое мое поручение там — проведение подписки на газеты и журналы. Результат в моей бригаде превзошел все ожидания: подписалось столько, сколько не подписывалось никогда — в 10 раз больше! Видимо, я так убеждала, что никто не мог отказать. После такого «подвига» меня тут же избрали в комитет комсомола. Комитет механического завода (так называли ОКБ) был поистине боевым. Моя же комсомольская работа проходила еще вдобавок ко всему на высоком подъеме личных чувств: секретарь комитета комсомола Анатолий Швецов стал впоследствии моим мужем — удивительный был человек, я у него очень многому в жизни научилась. А какая команда по-настоящему неслучайных людей вокруг него объединилась — многие и сейчас занимают самые активные позиции на заводе, в городе.
Что было тогда под силу заводскому комсомолу? Очень многое. Приведу лишь несколько конкретных примеров.

Трудно назвать модель самолета, которая имела бы столь же тернистый путь, как антоновский АН-28, маленький универсальный самолет короткого взлета и посадки. И Олег Константинович предложил комсомолу взять шефство над этой машиной. Все ведущие специалисты по этому самолету были молодые ребята, а возглавлял работу председатель Совета молодых специалистов Дмитрий Кива, который позже стал заместителем генерального конструктора ОКБ. Когда АН-28 демонстрировали на авиавыставке, на борту ее приказом Олега Константиновича Антонова был помещен комсомольский значок, как постоянный символ этой машины.

Еще одно интересное дело. При содействии Антонова на заводе бола создана группа, занимающаяся дельтапланеризмом. А возглавил ее Саша Дашивец, член комитет комсомола, председатель Совета НТТМ. Очень талантливый конструктор, сейчас он руководит фирмой, проектирующей и изготавливающей мотодельтапланы. В те времена это, мягко говоря, не поощрялось (у Покрышкина, возглавлявшего тогда ДОСААФ, погиб  дельтаплане один из близких друзей). Дело, что там говорить, на самом деле сопряженное с известным риском и даже опасностью для жизни. Но желание человека летать остановить невозможно. Мы понимали: или дельтапланеристы уйдут в глубокое подполье, закроются в своих мастерских, или мы возьмем их под свое крыло и придадим этому страстному увлечению организованное начало. Помню, как ночью в общежитиях девочки шили эти дельтапланы на швейных машинках. (К слову, общежития, в которых я провела добрых 10 лет, послужили замечательной школой жизни, они чрезвычайно много дали в плане выработки характера, коммуникабельности, способности быстро решать любые конфликтные ситуации.) Приятно, что дельтаплан ОКБ O.K. Антонова «Славутич» спустя несколько лет был отмечен премией Ленинского комсомола.

Далее. Когда мы пришли на завод, МЖК только начинались. Первые «молодежки» строились под патронажем комитета комсомола. В его составе был даже специальный «зам» Саша Науменко, отвечающий как за строительство этих домов, так и за распределение жилплощади в них. Сейчас он — представитель АНТК им. O.K. Антонова в Иране. Там же работает Толя Шиповской, который в нашем комитете руководил комсомольским оперативным отрядом, а позже был признан лучшим конструктором отрасли. Георгий Кривов — ныне академик, директор Института авиационных материалов. Практически все мои коллеги по комитету комсомола сделали интересную карьеру, добились многого в жизни. И это не случайно — к комсомолу тянулись талантливые, интересные люди.

Еще одна важная и по тем временам небезопасная инициатива — поддержка бардов и самодеятельной песни (это направление в меру своих сил я пыталась развить, будучи уже секретарем райкома ВЛКСМ, — именно тогда, а не в антоновском ОКБ, началась моя освобожденная комсомольская работа). Суровый идеологический контроль — как дамоклов меч. Единственный партийный выговор, который я имела в жизни, был связан именно с самодеятельным песенным творчеством. Случилось это так... Мы провели очень хороший бардовский конкурс. Приехало множество исполнителей из разных городов, в том числе и достаточно известных. Было очевидно: от того, что сыграют и споют, зависит не только настроение слушателей, но и «политический резонанс». Всех беспокоил вопрос, разрешат ли нам проводить подобные конкурсы впредь. Естественно, мы старались осуществлять контроль того, что выйдет на публику, но делалось это в высшей степени деликатно. Тот конкурс удался по всем статьям, но вот потом слабость контроля все же сказалась... Я была тогда в загранкомандировке. Возвращаюсь — приглашение навестить КГБ; там прокрутили соответствующую пленочку и констатировали, что мы, вообще-то говоря, допускаем «очень серьезные вещи».

А.П.: Они были на самом деле столь серьезными?

Людмила Ивановна Швецова: Если по нынешним меркам мерить, конечно же нет. А тогда – да, безусловно.

Потом был вызов на бюро райкома партии, где как следует «наподдали» за то, что комсомол пригрел у себя на груди такую ядовитую змею, как городской клуб самодеятельной песни. И за подбор кадров досталось. Мой второй секретарь Слава Мухин сам был исполнителем самодеятельных песен, выступал на конкурсах, да и райком был весь поющий…
Понятное дело, последовал категорический запрет на будущее. Но самое интересное, что после этого запрета и взбучки каэспэшники ушли в глубокое подполье, окопались в каком-то пионерлагере и уж там-то разошлись по большому счёту всё более заострив свои критические стрелы и направляя их всё чаще уже персонально.

А.П.: И как же дальше складывалась Ваша комсомольская биография? Назовите, если можно, её основные вехи.

Людмила Ивановна Швецова: Моя освобожденная комсомольская работа началась в 1975 году с должности второго секретаря райкома комсомола, через год я была уже первым секретарем, еще через год — заведующей отделом научной молодежи ЦК ЛKCM Украины, вскоре мне был доверен пост секретаря — я отвечала за работу со студенческой молодежью, курировала ССО и «Спутник». За организацию мероприятий «Олимпиады-80» в Киеве получила свой первый орден — «Знак Почета». Объехала вдоль и поперек всю Украину. Проработала в сильной и дружной комсомольской команде Анатолия Ивановича Корниенко, человека незаурядного, эмоционального и очень доброго. Наконец, в 1981 году меня избрали секретарем ЦК ВЛКСМ, там я сначала работала с учащейся молодежью, чуть позже стала председателем Всесоюзной пионерской организации имени В.И. Ленина, затем возглавила студенческий отдел и штаб ССО. С 1975-го по 1989-й... Итого — 14 лет освобожденной комсомольской работы.

А.П.: Людмила Ивановна, Вы стали москвичкой, о чем мечтали еще в ранней юности, стали секретарем ЦК ВЛКСМ, то есть вошли в состав высшей комсомольской номенклатуры. Ваши первые впечатления?

Людмила Ивановна Швецова: Если говорить об одном из самых первых впечатлений, то оно носит ярко выраженную юмористическую окраску. Знаете ли, когда женщина, тем более молодая, приходит во власть, сразу же возникает множество домыслов: откуда? кто двигал? или чья-то любовница или... Короче, вскоре после своего избрания я с удивлением обнаружила, что являюсь, оказывается, «внебрачной дочерью Щербицкого».
Ну, а если серьезно, то было в равной степени интересно и трудно. Когда я переехала в Москву, моему ребенку было всего три года. По правилам ЦК ВЛКСМ мы должны были 100 дней в году находиться в командировках, таков план — негласный, неписаный, но, тем не менее, нас очень серьезно контролировали. Командировки часто были дальние, из конца в конец Союза. Если выдавались недели, свободные от дальних поездок, то они заполнялись постоянными выходами в московские «первички» — в школы, вузы, на заводы, фабрики и т.д. Что значит выходить или выезжать в первичные организации? Конечно, это общее знакомство с производством, людьми — эрудиция должна быть на уровне. Но главное — встречи, выступления, по 3—4 раза в день. Постоянно в окружении прессы, под юпитерами. Выглядеть надо соответствующе, всегда быть в тонусе, компетентной в самых сложных и разнообразных вопросах, а вернувшись после каждого выезда — масса дел, решение проблем, которые вручили тебе люди. С восьми часов мы на работе, раньше девяти вечера никогда не возвращались; почту и бумаги — с собой домой. Постоянная подготовка к выступлениям, иногда по ночам, конечно, волнения. И в то же самое время — семья со всеми ее атрибутами — общением, готовкой, стиркой, глажкой...

А.П.: Вы, если можно так выразиться, комсомольский руководитель широкого профиля. Вам пришлось работать на самых разных направлениях — с учащимися, пионерией, студентами. Что было более всего по душе?

Людмила Ивановна Швецова: Я бы не стала расчленять работу на составляющие. Секретарям ЦК полагалось быть не узкими «ведомственниками», а владеть самым широким кругом проблем. Я благодарна Б.Н. Пастухову — профессионалу политической работы высокого класса — за школу, которую прошла под его руководством. Сколько интересных, добрых и полезных дел нам удалось организовать с моими коллегами: Зинаидой Драгункиной, Игорем Никитиным, Александром Заварзиным, Юрием Ильиным.
Я очень любила и пионерскую организацию, и школьный комсомол, но студенчество — это, наверно, самое мое. Студенческая аудитория постоянно дарила мне некий дополнительный азарт. Я всегда очень серьезно готовилась к встрече со студентами. Выступать перед ними непросто — или «тухлыми яйцами забросают», или, наоборот поверят и полюбят. Работая в ЦК ВЛКСМ, я никогда не имела летом отпуска, то и дело моталась по студенческим строительным отрядам: Астрахань, Томск, Тюмень, Таймыр весь протопала, бывала в самых глухих деревнях, где работали сельхозотряды. По молодости я любила пижонить в туфельках на «шпильках», зато в машине на случай поездки в стройотряд всегда лежали куртка и сапоги.

А.П.: Людмила Ивановна, Вы столь искренне, как мне кажется, отвечаете на все вопросы: вызов в КГБ, самогоноварение... (Простите, я до сих пор нахожусь под впечатлением.) Интересно, а смогла бы «внебрачная дочь Щербицкого» столь же искренне рассказать о цековских привилегиях? О них немало сплетничают...

Людмила Ивановна Швецова: Зарплата секретарей ЦК ВЛКСМ была достаточно большая — 475 рублей (для сравнения — молодой специалист получал в то время 120). Соответствовала ли она объему нашей работы, Вы теперь, хотя бы отчасти можете судить сами. У нас действительно были некоторые привилегии. Какие? Нас возили на служебной машине. Это было. Естественно, я могла утром, направляясь на работу, посадить с собой в машину сына и завезти его в детский сад, равно как и вечером, задерживаясь до 11.00, я могла попросить водителя забрать моего ребенка и завезти его домой. Это была моя привилегия. У нас имелась государственная летняя дача. Был также дом в Переделкино, где еще во времена Косарева собирались комсомольские секретари, не столько Дом отдыха, сколько Дом встреч — здесь постоянно бывали космонавты, олимпийские чемпионы, деятели культуры. Наконец, мы получали тогда пресловутые так называемые «кремлевские пайки», то есть имели возможность на 140 рублей в месяц по тогдашним ценам купить без очереди некоторые продукты — ничего сверхособенного, но выбор их был, разумеется, богаче, нежели в обычных магазинах. Я делала покупки раз в месяц (ездить часто было некогда), обычно покупала черную икру (ее в то время в свободной продаже не было) и хорошие шоколадные конфеты. Отправляясь в бесчисленные командировки, я всегда брала с собой две банки икры и несколько коробок конфет. Всегда находился кто-то больной, кому нужно было дать икру, всегда находилась какая-нибудь семья или детский дом, куда необходимо было преподнести конфеты. Так что, с одной стороны, вроде как привилегия, а с другой — практически все уходило на представительские расходы.

А.П. Людмила Ивановна, когда Вы расстались с молодежным союзом — это произошло сразу, раз и навсегда, или комсомол, комсомольские связи продолжали и продолжают оказывать серьезное влияние на Вашу судьбу?

Людмила Швецова: Знаете, у каждого в жизни бывают радости и печали. И очень показательно, кто с нами вместе в эти  дни. Это очень личное... Так вот со мной всегда моя комсомольская команда. Помню, в минуту моего личного горя, когда мысль работала «на автомате» и рука непроизвольно потянулась к телефону, я услышала голос Виктора Максимовича Мишина, он нашел единственно необходимые тогда слова. В.М. Мишин обладает редчайшими человеческими качествами, он — настоящая личность, тот своеобразный центр притяжения, вокруг которого все вращается. И это становится особенно очевидным, когда кому-нибудь плохо и требуется немедленная поддержка. Да, конечно, «комсомольское братство» — это не абстрактный образ, а реальная сила, помощь, притяжение... Приведу пример. Он связан с самым тяжелым моментом в моей жизни, когда в стране происходило отторжение всего союзного, велась подчас бездумная экспроприация союзного республиканским. Я была председателем союзного Комитета, и вдруг в одночасье оказалось ненужным все, что долго нарабатывалось, да и я сама. В расцвете сил и энергии пребывать без работы — необыкновенно тяжело. Поэтому мне навсегда запомнился звонок ректора Высшей комсомольской школы Геннадия Семеновича Головачева (к сожалению, его уже нет в живых): — Людмила Ивановна, к сожалению, не могу предложить Вам место, соответствующее Вашему потенциалу, но знаю, что Вы не можете не ездить на работу, иначе не выдержите. Я освободил для Вас кабинет проректора, там стоят два телефона; если Вы захотите, секретарь всегда подаст Вам крепкий чай. Вы вольны заниматься всем, чем сочтете нужным: созданной Вами ассоциацией исследователей детского движения, чем-то еще... Так именно комсомол протянул мне руку в трудную минуту. И вот я каждый день курсировала с Юго-Запада на Вишняки, с большим количеством пересадок. Переполненное метро представлялось мне большой первичной организацией.

А.П.: Как книгоиздатель не прощу себе, если не поинтересуюсь кругом Вашего чтения. Хотя «круг» - это, наверно, слишком серьёзно… Учитывая тему сегодняшнего разговора, хотелось бы лучше узнать, кого, например, из молодых прозаиков Вы могли бы выделить?

Людмила Ивановна Швецова: Еще со времен «ЧП районного масштаба» я уважаю за честную позицию как писателя, так и человека Юрия Полякова. Если говорить о его «ЧП», то это — очень умная и интересная книга, чего, увы, никак не скажешь о киноверсии и спектакле по мотивам повести. Безусловным талантом отмечены и все последующие его произведения. Кстати, Юрий абсолютно не конъюнктурен, в отличие от ряда комсомольских журналистов, которые в свое время «верой и правдой» воспевали комсомол, а потом, когда это перестало быть модным и выгодным, резко изменили свои убеждения.

Беседовал Андрей Петров из сборника: Россия молодая. Век ХХ. М., 1998. С.183-192.

Вы находитесь здесь: Обо мне О топоре в горчице, комсомольском значке на фюзеляже и сапогах в персональной машине
Техническая поддержка сайта

 

 

Рейтинг@Mail.ru